Ученого-слависта всегда интересует не только история общих начал славянских культур собственно славянского литургического языка как первого славянского литературного языка вообще, но и вопрос некоего славянского имманентизма, если он в действительности существует. Возможно, что имманентизм действует в истории беспрерывно, но есть времена, когда славянское самосознание внезапно вспыхивает и потом опять на долгое время затухает. Нам кажется, что деятельность Александра Невского, защищавшего интересы не только родовые, но и народные, содержит в себе также чувство принадлежности к более широкому содружеству, объединенному общим славянским языком и его письменной культурой.
Эпоха Александра Невского была уже вторым периодом активного взаимодействия славянских обществ. Первым был период христианизации славян, с которым связано образование государств нового типа. В этом первом периоде можно обнаружить примеры сознательной взаимопомощи славянских князей; правда, в плане военных действий она иногда вырождалась в братоубийственные бои, но в плане идеологически-культурном (имеются в виду передачи литературных памятников - княжеских житий и богослужебных книг) взаимообмен был бескорыстным и общеполезным. Доказательством такого общения было, например, почитание чешских святых Вячеслава и Людмилы на Руси и почитание русских святых Бориса и Глеба в Чехии XI в. Третьим периодом славянского имманентизма, как нам кажется, было время барокко XVII-XVIII вв., когда стал развиваться интерес отдельных славянских культур к культурам соседних стран, интерес настолько сильный, что он преодолевал идеологические преграды религиозно-догматического характера. Это было явление, содержащее в себе разные виды реализации, - от простых переводов западных рыцарских романов до утопических представлений (например, Юрия Крижанича о новом соединении славян). Все это получило название "барочный славизм". Четвертым периодом активизации славянской мысли можно считать национальное Возрождение славян в XIX в., в особенности тех, которые испытали османское иго или другие социальные притеснения от нетолерантных соседей; и в нашем веке, после Второй мировой войны, славянам был дан шанс показать себя и создать образец общества нового типа. Но этот шанс был, к сожалению, упущен и вдребезги разбит бесчувственной идеологией сталинского тоталитаризма.
Возвращаясь к эпохе Александра Невского, к XIII в., мы хотели бы напомнить, что это был век не только татаро-монгольского нашествия, но также и век подъема некоторых славянских княжеств, век великих личностей. Князь Даниил Романович Галицкий из русских Мономашичей первым поднял западнорусские области на высокий политический и экономический уровень. У южных славян - сербов - Стефан Урош (1243-1276) из династии Неманичей получил прозвание "Великий король". Он был не только видным государственным деятелем на сербском престоле, но и замечательным политиком международного типа. На венгерском престоле сидел Бела IV (1239-1270), пользовавшийся помощью русских князей и предлагавший им свою помощь. Чешским королем был тогда Пшемысл Оттокар II (1253-1278), прославленный при жизни прозванием "Железный" или "Золотой". Он обладал территорией "Срединной Европы" от Средиземного до Балтийского моря. В Новгородской же и Владимиро-Суздальской землях князем был тогда Александр Невский, знаменитый полководец и политик. Все эти князья и короли добились от своих народов уважения и имели большой авторитет у своих непосредственных соседей. Несмотря на отдаленность их стран друг от друга, они были связаны между собой как бы невидимыми узами, что заставляло их не только искать взаимопомощи, но и, конечно, вступать в конфронтации, если появлялась возможность унаследовать какое-либо из осиротевших княжеств.
Совершались и некоторые параллельные политические шаги. Так, чешский король Пшемысл Оттокар II и русский князь Александр Невский сумели пойти навстречу требованиям времени и сделать поправки в старых правовых обычаях. Пшемысл Оттокар II основал много новых городов и дал им большие права по магдебургскому образцу. И Александр Невский также понял выгодность активизации городского населения, дав помощь городам. Процветающий впоследствии Новгород подтвердил правильность его политики.
Учитывая, что в Средневековье процесс взаимопонимания заключал в себе и конфронтацию, мы можем даже конфликт считать своеобразной формой коммуникации. Пшемысл Оттокар II два раза предпринимал крестовые походы на восток, т. е. против прусских и литовских язычников. На месте гибели чешского подвижника святого Войтеха (Адальберта) он воздвиг в 1255 г. город Краловец (Кенигсберг). Чешский король организовывал крестовые походы по призыву римского папы и боролся на стороне противников Александра Невского - немецких рыцарей. Один такой поход состоялся в 1255 г. Но уже в 1261 г. Пшемысл Оттокар II женился вторым браком на русской княжне Кунгуте Ростиславне, внучке венгерского короля Белы IV, которая была в то же время внучкой русского князя Михаила Черниговского, погибшего в 1246 г. в Большой Орде. Михаил Черниговский, впоследствии канонизированный, был дальним родственником Александра Невского.
Чем был вызван такой поворот в политике чешского короля Пшемысла Оттокара II? Опасностью ли иноземного нашествия? О татаро-монгольской опасности чехи знали уже с 1238 г., и скоро они вместе с Моравией были затронуты трагическими событиями нашествия. Интересно, что францисканец Плано Карпини в свою экспедицию в Империю монголов взял с собой одного чеха по имени Стефан Богеме. В других предприятиях во главе с папой Иннокентием IV, также касавшихся активной помощи западных христиан, и на соборе в Лионе в 1245 г., где говорилось о татаро-монгольской опасности, чехи принимали активное участие. Крестовый поход так и не осуществился. Но если взять записи в чешских хрониках, то в них встречаются сочувственные отклики о страданиях христиан в Киеве, в Чернигове, в Галицком княжестве и во многих других русских городах.
Бракосочетание Пшемысла Оттокара II с галицкой княжной Кун-гутой Ростиславной было не только актом примирения после "рыцарских" походов князя Даниила Романовича Галицкого и венгерского короля Белы IV на чешского короля, но имело еще и другой подтекст. Он вскоре выявился. Этот брак вызвал негодование западных родственников Пшемысла. Они невзлюбили новую королеву, тем более что король перед этим браком должен был развестить со своей первой женой - бесплодной Маргаритой Бабербергской. Разрыв еще и с австрийскими соседями был потом причиной смерти Пшемысла, погибшего в сражении с Рудольфом Габсбургом в 1278 г.
После смерти короля последовали гонения на его жену королеву Кунгуту и ее детей, что вызвало сопротивление чешской партии. Таким образом, королева Кунгута оказалась во главе чешской оппозиции против бранденбургского засилья. Этой оппозиции в конце концов в 1283 г. удалось возвести на чешский королевский престол сына Пшемысла Оттокара II и Кунгуты Вацлава II. И хроники о нем пишут, что он был правнуком святого Михаила Черниговского и приглашал к себе в Прагу духовных лиц не только из Франции, Италии и Германии, но также из Греции и Руси.1 Так в Праге при дворе Вацлава II (1278-1305) появились духовные лица с бородами и длинными волосами, которые совершали богослужения на греческом или даже на славянском языке. Надо напомнить, что внук короля Вацлава II и праправнук святого Михаила Черниговского, знаменитый король чешский и римский цесарь Карел IV (1346-1378), основал в XIV в. в Праге особый монастырь, где возобновилось на тогда уже латинской культурной почве богослужение на славянском языке. Монастырь до сих пор называется "На Слованех". Он продолжил традиции славянского Сазавского монастыря, основанного святым Прокопом Сазавским в XI в.
Таким образом, мы подошли еще к одному примеру определенного славянского имманентизма, который дал о себе знать в XIII в. Помимо княжеских контактов и рыцарских поединков существовало в XIII в. еще одно межславянское общение - обмен духовными ценностями, в особенности традиционными нравственными идеями. Славянская азбука, славянский литературный язык не прекращали быть объединяющим звеном земель, заимствовавших древнеславянское наследие святого Кирилла и святого Мефодия.
Показательна в этом отношении чешская история. Славянская письменная культура Великоморавии IX в. была заимствована чешскими Пшемысловичами и развивалась в Чехии X-XI вв. Будучи подавлена латинской письменностью и литургией, она вновь возродилась в Сазавском монастыре, основанном упомянутым уже святым Прокопом Сазавским. Два раза прогоняли оттуда славянских монахов, но они опять возвращались. Но в 1097 г. им уже не удалось вернуться. На просьбу чешского короля Братислава II о разрешении славянской литургии, которую в Чехии понимали все, папа ответил, что простому народу должны оставаться непонятными некоторые статьи вероучения. Но тяготение к славянскому началу чешской культуры продолжалось у нас и после латинизации Сазавского монастыря. Авторитет Прокопа Сазавского сказался в том, что он был в 1204 г. канонизирован официальными духовными властями (латинскими) как святой и упоминался католическими миссионерами, работавшими среди восточных славян, в Киеве например; не исключалось, конечно, и почитание чешскими сторонниками святого Прокопа как представителя славянской литургии. Отсюда вытекало стремление наладить контакт с Русью, которая тогда считалась средоточием славянского православного богослужения. Даже святой Мефодий в чешской Далимиловой хронике считается "русином". Но здесь мы прикасаемся к еще не изученным вопросам истории. Неизвестно, например, каким образом распространялся культ святого Прокопа Сазавского у восточных славян и каковы были его следствия. Но все-таки, если принять во внимание, что, например, в Грамоте великого князя Владимирского Андрея Александровича 1301 г. дано разрешение трем торговым людям из западных стран на пребывание в Новгороде и его окрестностях, и если допустить, что факты, приведенные А. В. Флоровским, о том, что часто приезжали в Новгород, купцы "де Бегем", "де Богемия", нельзя исключить предположений о более активном обмене также и духовными ценностями.
Хотелось бы коснуться одного такого предположения. Есть что-то общее между культом святого Прокопа Сазавского и культом святого Прокопия Устюжского. Прокопий Устюжский, по преданию, умер в 1302 г. в Великом Устюге. Значит, он был младшим современником Александра Невского. Купец по своему происхождению, пришедший из западных, "немецких", земель (какой считалась тогда Чехия), на иконах он изображался в западной одежде, а на иконах XVII в. - даже на фоне барочного западного ландшафта. В отношении веры подчеркивается, что он был воспитан в латинской вере, но от нее отказался и, приняв православие, начал усердно изучать славянскую письменность. Из Новгорода, где он добился уважения и где его стали прославлять, он ушел в Великий Устюг, чтобы здесь продолжать подвижническую жизнь под видом юродивого. Устюжане, наконец, убедились в том, что ему помогает Бог, и стали считать его "человеком Божьим", но без рассудка. Только однажды, когда был уж очень сильный мороз, его пригласил к себе клирошанин Симеон, и Прокопий доверил ему тайну своей жизни. Какова была эта тайна, осталось сокрытым молчаливой историей. Известно лишь то, что святой Прокопий был не простым человеком, а, напротив, очень образованным. В чем состояла тайна жизни этого пришельца из западных стран, отказавшегося от латинской и принявшего православную веру? Почему .чудеса, приуроченные к его Житию, напоминают не византийского, а чешского его соименника?
Есть несколько общих примет, одинаковых атрибутов обоих святых. Оба они одерживают верх над бесами: святой Прокоп Сазавский заставил их пахать землю; он и святой Прокопий Устюжский имели дар лечения от бесов (лучше всего это показано в Повести о Соло-монии Бесноватой). Святой Прокоп Сазавский устроился жить в каменной пещере над рекой Сазавой, а святой Прокопий Устюжский проводил целые дни на камне над рекой Сухоной, как это блестяще изобразил художник Н. К. Рерих. Оба святых были покровителями всех плавающих по реке, к ним обоим приезжали люди на лодках за благословением или за лечением.
Нельзя, конечно, делать окончательный вывод. Пока можно только указать на общие атрибуты. Но интересным в Житии святого Прокопия Устюжского нам кажется еще следующее чудо: он предсказал девочке Марии, что она станет матерью святого Стефана Пермского. Почему именно его? Нет ли тут намека на то, что святой Стефан дал азбуку зырянам, чтобы они славили Бога на своем языке, так же как это когда-то сделали святой Кирилл и святой Мефодий, давшие азбуку славянам, и как этого требовали западные славяне, которым к тому времени уже было отказано в этом праве?
Возвращаясь к нашей теме, заметим, что Александр Невский возглавлял пограничное княжество. С западными соседями он не только вступал в военные конфронтации, но и вел мирные переговоры. По житию Александра Невского, приходил к нему из немцев "Божий слуга Андриаш" (вице-магистр Ливонского ордена Андреас Фельвен), чтобы высказать доблестному русскому князю свое глубокое уважение. И папа Римский присылал к нему своих послов - Галда и Гемонта. Торговые связи Новгорода с Западом были настолько активными, что они могли обеспечить Новгородской земле жизнь более спокойную, чем та, которой жила тогда остальная Русская земля.
Итак, мы в начале поставили вопрос о колебании славянской мысли между ослаблением и актуализацией. Если взять личность Александра Невского, который находится в центре нашего внимания, то в нем мы можем наблюдать как будто сгущенный процесс интеграции и дезинтеграции. Есть моменты в его политике, которые указывают на определенную дифференциацию и отклонение от общих начал. Александр Невский был рыцарь европейского покроя; с западными соседями он не только воюет, но также и развивает мирные отношения. Но есть, наоборот, решающие кризисные моменты, которые подтверждают коренную связь Александра Невского с Русью. Чтобы заступаться в Большой Орде за русских князей, он принимает на себя сюзеренитет над Русской землей как великий князь Владимирский. Таким образом, он демонстрирует свою принадлежность к целому духовному контексту, объединяющему Русь: к русской традиции, славянской азбуке и письменности, к первым славянским и русским святым. Этот факт позволяет нам считать XIII век временем духовного подъема, временем уважения к традициям и корням общеславянской культуры.